внешний вид - click.
are you the one?
who's had enough of pain
and doesn't wish to feel the shame, anymore
are you the one?
[c] within temptation - are you the one
время течёт столь же быстро, как песок просыпается сквозь пальцы. как спускается с холма горная река. так говорят.
моё время кажется вязким как мёд и таким же тягучим. оно неторопливо ползёт вперёд, с неумолимостью лавины накрывая меня. с головой.
иногда мне кажется, что в нём так легко запутаться. утонуть. заблудиться.
иногда мне кажется, мне остался до этого один единственный шаг. последний. тот, который доведёт меня до неизбежности. та самая капля, что переполняет сосуд. а потом чаша падает с пьедестала, заливая окружающих, топя их в своих переживаниях и эмоциях. в ней не вода - горечь.
во мне кроме неё ничего не осталось. я пробую себя на вкус, раз за разом - и боюсь облизнуть губы, на них яд, нестерпимо жалящий и проникающий вовнутрь. горько и страшно.
дни проходят однообразно, один тянется за другим. родные просторы одиннадцатого давно перестали радовать, а видимый раз в год капитолий давит своей нарочитой роскошью и издевательской крикливостью. мне хочется зажать уши, но не помогает. хочется закрыть глаза, в которых полопались, кажется, все сосуды. но я вижу. до сих пор вижу.
а говорить слишком опасно. всего лишь.
мне по ночам снится прошлое время. оно кажется мне слишком счастливым. слишком ярким. слишком праздничным. не этой капитолийской вычурностью, искренне яркое. я любила подпевать в садах странным голосам пересмешниц, любила забираться на самые высокие деревья, искренне любила все просторы одиннадцатого. капитолий другой. слишком чужой.
зарываюсь рукой в волосах, судорожно пытаясь не выпасть из реальности. чужие чашки из чужого шкафчика неведомым образом перекочевали на журнальный столик у дивана, алекты нет - и я забираюсь на него с ногами, с неимоверным облегчением скидывая туфли.
алекта. алекта. единственный разговор с которой по новообретённому телефону закончился ядерным взрывом. от одного "меня переводят работать во второй дистрикт". я и сейчас крепко-упрямо сжимаю губы и хмурюсь. горько и страшно. вокруг меня становится всё меньше людей, которым я могла бы довериться. которые меня спасают.
кажется, у нас наступает ядерная зима и я не вижу никакого выхода.
я даже не знаю, пришла ли мириться, продолжать кричать и упрекать её, а может, действительно пить чай. темнота окутывает меня, а настенные часы подмигивают фосфоресцирующим зелёным глазом.
часовая стрелка неумолимо подбирается к одиннадцати, в комнате темно. алекта, наверное, принимает свои заслуженные поздравления. она готовила наряды будущих победителей-профи. тех, которых с детства учат убивать таких, как я. тех, которые с раннего детства знают всё о эгоизме, самовлюблённости и множестве способов доставить боль. тех, от которых я демонстративно отвернулась на сегодняшнем проезде на колесницах.
даже позже не посмотрела на её прекрасную работу. девушки, которая первой дала мне шанс победить. той, что сшила обёртку для новой надежды одиннадцатого дистрикта. создала своими нежными руками, так умело управляющими сердцами капитолийцев, солнечную девочку из дистрикта, в котором вечное лето. на мне теперь навсегда этот ярлык.
после проезда я смотрела только на шину и кингсли. глаза в глаза.
я никогда не смотрю на чужих трибутов, пока колесницы несутся по кругу под рёв трибун. капитолий беснуется.
я никогда не слушаю их интервью. понять - почти принять. чужие дети остаются обезличенными лишь до тех пор, пока не осознаёшь их в чём-то на тебя похожими. в чём-то родными.
я никогда не позволяю себе говорить с ними подолгу. услышать смех. увидеть улыбку.
я никогда не смотрю им в глаза. это контрольный выстрел в висок. слишком смертельно.
этот список возник в моей голове, когда я ехала на первые свои игры в качестве ментора. когда ровена, печально улыбаясь, советовала ни к кому не привязываться.
и я выдержала один год. да, я выдержала.
я не говорила ни с одним чужим трибутом. я не предавала своих детей. своих.
за излишнюю привязанность к ним я заплатила сполна.
эмили эткинс училась со мной в одном классе.
время течёт для меня слишком неторопливо. дни вязко опутывают меня, а я нее замечаю, тону в их сиропно-сладких прикосновениях. вечность - это, наверное, бесконечно долго. "никогда" - это почти бесконечность, которая для меня пока лишь год продлилась. но я ведь смогу. я должна. шина и кингсли вернутся домой.
хоть кто-то. ради всего святого, пожалуйста.
мои руки обнимают подушку, голова клонится к горизонтальной поверхности, а глаза закрываются. я вожусь, пытаясь поудобнее устроиться на диване алекты.
я даже рада, что никто меня не заметил. я даже рада, что им ничего не нужно от меня, а мне от них.
ровена говорит, мне тогда почудилось его лицо, но я знаю, это было на самом деле. для галлюцинации у него были слишком ощутимо впивающиеся в плечи руки. слишком переполненные ненавистью глаза.
он вернулся. за мной. я знаю.
ведь в нашем мире нет ничего невозможного.
когда не спишь три дня, обычно проваливаешься в небытие мгновенно, но меня будто на волнах туда-сюда уносит. вниз. в темноту. в небытие. качнуться - и наверх, туда, где всё переполнено звуками. туда, где, кажется, скрипит дверь, и то раздаются, то замирают шаги.
-ты только не включай свет, ладно?
открывать глаза не хочется, я переворачиваюсь на другой бок, оставляя спинку дивана, в которую так тепло прежде утыкалась лицом, в холодном одиночестве. даже губы разлепляются с трудом, мне хочется просто позволить себе хотя бы немного отдыха. от кошмаров. от прошлого. от всего сразу.
-боюсь, тебе придётся вызывать миротворцев с майло во главе, чтобы меня дотащили до одиннадцатого этажа вместе с диваном. мы с ним, кажется, срослись. пока ты болтала со своими подопечными-профи.
но я слишком виновата перед алектой. за те крики. за ту злость и боль, которая просыпается вновь сейчас.
у меня, кажется, снова недостаток уверенности перед чем-то важным и решающим. я, кажется, её теряю, мою алекту. ту, которая верила. ту, которая спасала.
я, кажется, себя саму давно растеряла тоже. как порвавшиеся бусы, в которых составные части по углам раскатились, а найти-собрать нет ни единого шанса.
я развалилась, не оставив ключа для сборки. оставьте меня такой или разорвите дальше. больше. на части.
потягиваюсь, сажусь, потираю глаза ладонями и, наконец, пытаюсь сфокусировать на ней взгляд.
на ней?
внимание, на экранах стихийное бедствие. осторожно, в нашем идеальном городке случилось землетрясение - и уже никому не спастись. простите, но тревога уже совсем не учебная, толчки под ногами, а земля раскрывает свой зев, трещины до центра. она разваливается. она меня поглощает. я уже в аду.
сегодня у меня землетрясение персональное.
меня взрывной волной подбрасывает, откидывает к краю дивана, я вжимаюсь. у меня ядерная война внутри. стихийные бедствия, наш мир умирает снова. ведь не могла же я и правда так отпрыгнуть, шарахнуться сама. ведь не могла же я не заглушить собственный вскрик.
я похожа на умирающую птицу. я кричу как чайка, приговорённая к последнему полёту. как чайка, что падает с размаху прямо в океан.
ты стоишь напротив и смотришь в мои глаза, а я будто со стороны слышу своё глупое: -этого не может быть.
в моей голове прокручиваются эпизоды документальными фильмами. прокручиваются старые войны, про которые читалось только в книжках. прокручиваются старые игры, про которые только от свидетелей.
прокручиваются игры, которые со мной. которые на нас двоих общие.
ты пришёл - и я точно знаю, ты утащишь меня за собой, куда бы ни собирался.
только вот мне всё равно, куда. я точно знаю, это будет мой персональный ад.
я не могу успокоиться, я не могу отвести вопрошающий взгляд. я тебя не хочу видеть, я тебя не хочу узнавать, не хочу липкой волной по позвоночнику пробегающий ужас. я, кажется, уже на краю. на обрыве моей могилы - и прыгаю к неё, раскинув руки в каком-то безумном полёте, в какой-то дикой иллюзии, что смогу взмахнуть ими и взлететь.
ты меня камнем к земле тянешь. ты меня взглядом ловишь - и расшибаешь беспощадно о камни. разбиваешь.
ты за мной пришёл как хищник, нашедший добычу.
я до боли в диван вжимаюсь, в глазах всё сильнее темнеет.
а я давно забываю про глупые капитолийские таблетки. те самые, что давали мне капитолийцы, когда я вместо них видела вокруг раскрашенных кукол. мне сейчас кажется, это был просто дар. я видела суть вещей. просто. я видела их суть.
закрываю глаза и наклоняюсь к полу. нарочито медленно дёргаю за застёжки на туфлях, продевая сквозь ободок ремешок из кожи.
помоги мне поверить. исчезни. сделай вид, что тебя не было и нет, клянусь, я поверю. вот, сейчас я закрою глаза. я вспомню одиннадцатый и ровену. я вспомню, а ты растворишься в воздухе, не оставив и воспоминания мне на память.
тебя ведь нет. ты не существуешь. как может существовать на свете самый жуткий из ночных моих кошмаров?
я открываю глаза. ты на месте.
мне хочется плакать, но нет сил даже подняться с дивана. я снова к его спинке. к единственной опоре, которой не стать никогда защитой.
ты знаешь, от тебя вообще нет защиты. никакой.
мне становится тяжело дышать от тени воспоминаний. я будто чувствую твои пальцы на шее. они давят на горло резко и грубо, они ловят в клетку дыхание, они сжимают яростно - и вот я уже снова в мысленных конвульсиях.
я умираю в который раз из-за тебя.
я убиваю в который раз тебя.
-что тебе нужно? - я, кажется, уже не смогу сделать вид, что не узнала, что не помню, что не вижу. ты поймал меня на арене, поймал в родном дистрикте, теперь ловишь здесь. ты, наверное, так обрадуешься двадцать четвёртой смерти. или двадцать третьей? я не помню твоего имени, но тебя зовут как бога. боги бессмертны.
ты бы должен как они взирать на всех с недосягаемой высоты, но распыляешь себя ради ненужных чувств. мелочных? нет. но излишних. ненависть росла в тебе снежным комом?
снег в одиннадцатом бывает столь редко. мы иногда забываем, как он выглядит.
ты сегодня мне решил об этом напомнить. ты сегодня пришёл, чтобы принести с собой холод.
я нахожу остатки сил и встаю, обхожу диван, взгляд от тебя не отрываю. вот так, по большой дуге - к двери. без резких движений. ты как хищник, который на бегущую добычу бросится с удвоенным рвением. который только и ждёт момента, чтобы вцепиться в шею. чтобы уничтожить бесповоротно.
как можно дальше. твои черты расплываются в тумане, в глазах темнеет.
как можно дальше. время снова замедляет свой бег.

офф

перед прочтением настоятельно рекомендуется трижды перекреститься, помолиться всем известным вам богам и окропить монитор святой водой. для верности. хd
а ещё мне, как обычно, стыдно. да.

и кто-то прыгал, с колес срывался, в объятья ветру и временам прошедшим, будущим, настоящим, и падал, падал на кольцах вальса, и в круги ада себя бросал. и кто-то ждал, зажигая свечи, ожоги сердца лечил, лечил, швырял себя в предыдущий вечер и понимал — ничего не лечит, ни мазь, ни айсберги, ни врачи. ничто не лечит, не охлаждает. оно горит и не перегорает, и страшно, страшно, дров не хватает, а чем же дальше его топить? собою что ли? своим ли бредом? своим ли привкусом горько-медным? уйти, исчезнуть, курить под пледом. не ждать, не помнить, не говорить. ц

я открываю глаза и просто стараюсь перестать подыхать. воздух вокруг становится жёстче и в отчаяние скребётся в лёгких. воздух яростно желает вырваться наружу сдавленным хрипом,  в голове царит лишь вязкий сумбур мыслей и бесноватых криков капитолийцев. в голове царит один ад, охватывающий своим пламенем всё моё существование.
у меня в голове сам дьявол играет свадьбу со смертью. невеста проклята. невеста вся в белом. сладко косит под корень каждого случайного прохожего, омывая руки в их крови. кровь стекает по её запястьям, по её пальцам, образовывая багровые моря у самых её ног.
и я сам играю свою свадьбу со смертью, пытаясь срастись с ней воедино. мы обручаемся с ней под неистовые крики капитолийцев, встречающих наши колесницы. приветствующих победителя и двадцати трёх смертников. приветствующих меня и эту очередную партию трупов, которым осталось жить меньше недели. мы повязаны со смертью прочно и теперь она будет следовать за мной по пятам, оставляя кровавый шлейф на чужих израненных телах, испускающих дух под моими пальцами.
заказывайте гробы, ройте могилы. вашим несчастным детям предначертано умирать медленно.
-мы произвели фурор. - констатирует маннер, бросая пустой взгляд в окно и довольно потирая большим пальцем свой подбородок. за окном бурлит жизнь и от этого мне внезапно становится тошно. я улыбаюсь, оскаливая зубы.
-как и обычно. - подтверждает августа, закусывая губу. она закидывает ногу на ногу и сцепляет руки в тугой замок. я делаю единственное, что мне остаётся. снова улыбаюсь, только уже искренне, потому что случайно провожу параллели между ней и астрид. я улыбаюсь и получаю такую же улыбку в ответ. я знаю, что августа приложит все усилия для того, чтобы я вернулся домой.
-что скажешь, алекта? нам удалось их покорить? - поворачивается к ней холден, наливая себе очередной бокал. он заливает наше общее горе. он заливает нашу общую ненависть, отдавая себя без остатка трауру. он снова возвращается к событиям позапрошлого года и надеется, что в этот раз им не суждено повториться. а я просто улыбаюсь и у меня внезапно начинает сводить челюсть.
мне хочется куда-то уткнуться глазами. куда угодно, лишь бы вытеснить
я перевожу взгляд на алекту, благодаря её за мои резко увеличившиеся шансы на победу, и она стыдливо отводит глаза.
она в очередной раз сорвала все восхищённые возгласы.
она только что предала тебя и твоих детей, солнечная девочка из одиннадцатого.

я открываю глаза и слепну. то, что происходит за окнами, не имеет никакого значения. у меня своя персональная преисподняя, любовно раздробляющая всё на куски. мои мелодии превращаются в едкий шум. каждый звук кричит о том, что я — дьявол, и каждая смерть будет исключительно на моих руках.
а меня это не пугает. я мечтал об этом два года. я мечтал тебе отомстить.
мой личный ад легко помещается в четырёх стенах, временами пробивая потолок. мой личный ад — моя порочная ненависть, беснующаяся во взгляде, которую мне не в чем скрыть. то, что раньше казалось спасением, больше не действует. то, что раньше приносило спокойствие, добавляет ярости ещё больше, разливаясь адским пламенем по венам. 
алекта ушла пять минут назад. и я знаю, что она направилась к тебе, солнечная девочка. алекта ушла пять минут назад, вынося с собой всё светлое, что было в этой комнате.
холден рассказывает о том, как правильно свернуть человеку шею, и просит, чтобы я ни за что не вздумал смотреть им в глаза, когда они будут умирать у меня на руках. холден просит меня не жалеть их, потому что они не достойны этого. они — лишь мясо, которое так и кричит о том, что хочет быть убитым. они не достойны выжить. они не достойны жалости бога.
а я — не бог. я — сущий дьявол, который просто обязан тебе отомстить.
каждый выдох как чертова сотня унций. дробит ребра, комьями собираясь в лёгких и, переплетаясь с холодной ненавистью,  вырывается наружу под яростный вой сирен. мой слух обострен до невозможности, до нескончаемой ярости, затуманившей моё сознание.
сердце билось набатом и меня в приступе отвращения выблевало на берег. я с горечью констатирую этот факт, пытаясь собрать свои раздробленные кости. я с горечью констатирую этот факт, склеивая себя по частям, чтобы непременно развалиться снова.
я судорожно сглатываю ком, застрявший в горле, и хрипло шепчу так, чтобы мог расслышать только холден.
-я отомщу за них обоих. я отомщу.

я договариваюсь встретиться с афиной  в одиннадцать вечера в комнате у алекты.
я прихожу вовремя и когда отворяю дверь, замираю в ступоре на самом пороге. вместо кого-нибудь из них я замечаю тебя.
я узнаю твой силуэт из тысячи. я узнаю твой силуэт даже в кромешной тьме. ты врезалась мне в память, ты врезалась мне в самую душу. беспросветной ненавистью и пьянящей одержимостью. я пересмотрел твои игры добрую сотню раз, заучив каждое твоё слово. я ловил каждое твоё движение, каждый твой взгляд, пытаясь выяснить где же они просчитались. пытаясь выяснить, почему такая как ты, смогла так легко и просто уничтожить богов.
я заставил себя тебя ненавидеть и теперь готов выплеснуть на тебя всё то, что два года собиралось снежным комом. а в голове вертится один единственный вопрос. с каких это пор добыча сама идёт в лапы хищнику? 
-ты только не включай свет, ладно?
я и не собирался.
в темноте все чувства обостряются. и моя ненависть, кстати, тоже. о том, что на самом деле скрывается под этой ненавистью я упорно стараюсь не думать, но по телу всё равно разливается неконтролируемая волна возбуждения, и я не в силах отогнать от себя это сладкое наваждение. я просто стою, облокотившись на стену и победно скалю зубы.
я — хищник. озлобленный безжалостный зверь, который как завороженный тянется на пьянящий запах крови. ты — жертва, которой отведены на жизнь считанные минуты.  я перегрызу тебе горло. я сотру тебя с лица земли. тебе будет больно и до ужаса страшно.
наброситься и разодрать добычу в клочья. ничего большего. ничего большего.
я повторяю это себе, боясь перейти все границы дозволено. повторяю себе до тех пор, пока не понимаю, что я давно уже их перешёл и ещё пара лишних шагов ничего не испортят.
я повторяю это себе, пытаясь сохранить внутри одну лишь ненависть.
-боюсь, тебе придётся вызывать миротворцев с майло во главе, чтобы меня дотащили до одиннадцатого этажа вместе с диваном. мы с ним, кажется, срослись. пока ты болтала со своими подопечными-профи.
ты садишься, и устало потираешь глаза ладонями, а я натягиваю издевательскую улыбку, ожидая твоей реакции, когда ты поймёшь, что перед тобой совсем не тот человек, о котором ты думаешь. да и вообще, человек ли?
я — сущий дьявол.
твой свет тебе ничем не поможет, солнечная девочка. я тебя проклял однажды, проклинаю и снова. ты — мёртвое солнце, которому предначертано дарить надежду детям, обречённым на смерть. ты — мертвое солнце,  которое не может спасти даже себя.
-и ты так наивно полагаешь, что у аденстольфа не найдётся дел поважнее, чем тащить твоё мёртвое тело на одиннадцатый?
я отбираю тебя по частям. по самой маленькой крупице вытягивая наружу каждой своей фразой. у меня его голос и даже его повадки. я поворачиваю шею, точно также, как поворачивал он. я закусываю губу точно также, как закусывал он.
ты вжимаешься в спинку дивана, ища в ней спасение. я усмехаюсь, разрывая землю под твоими ногами одним своим взглядом. ты кричишь обреченно-мерзло и мне хочется рассмеяться, чтобы наши с тобой голоса сплелись в непонятной симфонии.
я — сущий дьявол.
я топлю тебя в своих глазах, мёртвое солнце.
я чувствую твой страх, перерастающий в моё личное торжество. я чувствую твой ужас, пробегающийся вдоль твоего позвоночника. ты же знаешь, что я пришел тебе отомстить. ты же чувствуешь, что в этот раз тебе не удастся меня одолеть.
-этого не может быть.
я заставляю проводить тебя топящие параллели, вспоминая, что в старых историях боги не умирают. они возвращаются снова и снова, в поисках более изощренных способов мести.
девочка, которая убила богов. я смеюсь во весь голос, запрокидывая голову. я смеюсь во весь голос  и мне до одури противно. я удивляюсь твоей беспомощности, потому что рассчитывал, что ты будешь сильнее. я удивляюсь твоей беспомощности, потому что не думал, что смогу одолеть тебя одним своим появлением. я хотел выискивать каждую твою слабость. пробираться под самую кожу, дотрагиваясь до костей, и сдирать тебя слой за слоем. я хотел возрождать из пепла твои личные войны. каждую по отдельности и все вместе, чтобы ты сгорала на моих глазах точно также, как погибали они. чтобы каждая наша с тобой битва была как последняя.
-я тоже не могу поверить, что тебе всё-таки удалось выжить.
девочка, которая убила богов. ты думаешь, что сможешь изгнать меня точно также. да только ты забываешь, что я - не бог. я — сущий дьявол, и я пришел за тобой. я вернулся, чтобы утянуть тебя на самое дно. я вернулся, чтобы утянуть тебя в ад.
я — твой самый страшный ночной кошмар. это я приходил к тебе во снах, а не он. это я вспарывал каждую твою вену своими прикосновениями. ты боишься богов, но, почему-то, забываешь, что дьявол в сотни раз хуже. так может настало время вспомнить об этом?
-что тебе нужно?
чтобы ты наконец сдохла. чтобы нож оказался у тебя в сердце, а не застрял между его/моими ребрами. чтобы твоя кровь растекалась по земле океанами и топила тебя снова и снова. я буду перекрывать тебе воздух. я буду перерезать тебе горло, чтобы ты тоже знала каково это — умирать раз за разом.
ты убила их. ты меня убила. я умирал дважды, пока ты скрывалась на деревьях. я умирал, пока ты давала интервью после своей победы. я умирал, пока ты обнимала свою сестру. я умирал, пока ты совершала свой тур победителя.
и теперь настала моя очередь мстить.
тебе будет больно. ты пожалеешь, что тебе не повезло умереть два года назад. ты запомнишь меня надолго. я вошью себя тебе под кожу. вырежу своими прикосновениями везде, куда только смогу дотянуться. ты будешь умолять меня о смерти, пока я буду оставлять рваные раны на каждом сантиметре твоего тела. твои игры ещё не закончились, куколка. они никогда не закончатся.
-я пришел забрать твоих детей.
ты поднимаешься, обходишь диван по большой дуге, не сводя с меня взгляда. идёшь медленно и осторожно, словно боясь кого-то потревожить, а я лишь самодовольно усмехаюсь. ты забываешь, что хищники умеют ждать.
неужели ты действительно думаешь, что я позволю тебе так просто уйти?
я захлопываю дверь перед самым твоим носом. я перекрываю тебе все пути к отступлению и доступ кислорода перекрываю тоже. мы — в закрытом пространстве, наспех пропитанном нашей с тобой ненавистью. мы и есть та самая чистая ненависть, разрывающая мой ад. я покажу тебе его, просто дай мне пять минут.
-скажи, крошка, тебе понравился мой триумф?
я рывком припираю тебя за горло, хорошенько прикладывая головой о стену. накрываю твои губы своими, прожигая пальцами кожу.
алекта постаралась  на славу.
ты думаешь о холоде и ищешь во мне исключительно лёд, но во мне огонь. моя преисподняя накрывает с головой нас обоих, сплетая воедино каждое наше чувство. твой страх у меня внутри, твой страх заполняет меня чуть больше чем полностью. а теперь и ты почувствуй наконец то, что чувствовал я все эти два года.
ты думаешь, что я бог и не должен размениваться на такие мелочи как ненависть. но я сущий дьявол, у которого впереди океаны чужой крови и боли. дьявол, которому дозволено всё.
благослови меня на чужие смерти, солнечная девочка, пока будешь умирать сама.
я — твой личный дьявол. я буду сжимать пальцы у тебя на горле до тех пор, пока ты не сдохнешь.

я тебя ненавижу-вижу,
но ко мне ты все ближе, ближе.
ты меня ненавидишь, но, но, но,
но ко мне ты все ближе все равно.
[c] агата кристи - ближе
хищники сами умеют готовить ловушки. хищники выжидают.
они подкрадываются на мягких лапах, разглядывая спящую добычу, а потом тихим рычанием предупреждают о своём появлении. они не дают шанс на побег, нет. они приглашают станцевать последнее смертельное танго.
шаг. второй. третий. от этого танца начинает кружиться голова, после каждого па теряется по кусочку души и плоти, а хищники лишь смеются, продолжая свой замысловатый танец, запутывая добычу, ухмыляясь и скаля зубы.
всё это страшно и горько. всё это мучительно и больно.
хищники, они ведь знают суть. они понимают.
добыча сама, где-то в глубине души, не хочет сопротивляться.
хищник лишь помогает в могилу сделать последний прыжок.
а я подхожу к двери миллиметровыми шагами, я не провоцирую, я словно оказалась в одной клетке со львом или тигром с картинок в учебнике. шаг, другой, третий, я стараюсь предугадать твои движения, я стараюсь поймать моменты, запечатлеть их до появления, как когда-то фотографии ловили секунды происходящего вокруг. я вижу тебя в малейших подробностях, меня убивает сам факт твоего наличия. сам факт твоего существования. ты напротив - и я уже чувствую себя загнанной, ты знаешь, в своих мыслях я уже лежу обескровленная, а ты возвышаешься над моим трупом.
ты знаешь, в своих мыслях я уже сдалась. я уже проиграла.
ты не веришь, что мне удалось выжить? о, поверь, я сама до сих пор не могу до конца осознать и увериться. я - труп, мне это видно, это видно моим близким. я - пустая оболочка от прежней хоуп. меня внутри уже почти не осталось.
я - труп, не надо пытаться пробудить к жизни то, что мертво уже давно.
а ты смотришь на меня - и мне хочется закрыться руками, спрятаться, отгородиться. ты смотришь слишком пронизывающе, ты будто заглядываешь вглубь, доставая внутренности из меня. мою память и душу потрошишь, раскладываешь перед собой, выбирая лакомые кусочки. там уже нет ничего. тебе нечем питаться, отпусти меня, я прошу.
ты ведь не за ними пришёл, не лги мне. ты пришёл за мной. за своей собственностью, которую настало время уничтожить. растоптать, выкинуть, сжечь. ты пришёл за мной, не за моими детьми. я перед тобой - и твоя миссия почти выполнена, лишь пара шагов тебе осталась.
но я не буду умолять. я не буду кричать и плакать. я уже не сдержала такое обещание, когда твой нож мне шрам на запястье оставил. не смогла. я не смогла, я и теперь знаю, что лишь постараюсь держаться. я проиграла заранее, ты уже чувствуешь запах моего страха и скалишься. тебе так нравится моя беззащитность.
я не понимаю. до сих пор не понимаю, чего ты хочешь.
скажи, тебе нужна беззащитная хоуп, которую можно просто разорвать на части? которая будет умолять отпустить её или убить побыстрее? так, чтобы крик был слышен в каждом доме панема, в каждом окне виднелось искаженное болью лицо?
тебе нужна та, что будет бороться? хватать за одежду, отталкивать, искать спасительный нож, чтобы воткнуть снова в сердце? убегать, чувствуя летящую смерть за спиной, но никогда не сдаваться?
знаешь, я не могу поверить, что нужна тебе любой, а может, той и другой одновременно. вот только ты глаз не сводишь, а значит, всё именно так и есть.
и я не удерживаюсь. я убыстряю шаг, я почти бегу к двери - и тебя распрямляет как пружину, дверь захлопывается капканом перед моим лицом, но я даже не успеваю вздрогнуть от громкого звука. пытаюсь отшатнуться, но слишком поздно. слишком поздно.
ненависть густой плёнкой покрывает помещение. она нас с тобой накрывает одним облаком, меня тебе словно отдавая навсегда. привязывая.
я пытаюсь барахтаться. я пытаюсь бороться, хотя уже вижу, что ничего не получится.
я уже заранее проиграла.
-я тебе не кро.. - ты слишком быстр, ты действительно хищник, я теперь это вижу как никогда чётко. я за тобой не успеваю. я всё пытаюсь до безнадёжности долго собрать волю в кулак, все силы. я всё пытаюсь себя удержать в руках, такую разваливающуюся на куски. я набираю воздуха в грудь, чтобы сказать, непременно холодным тоном, что я ментор. сказать, чтобы ты не смел, я пока не знаю, что, но не смел точно. я не могу договорить, я не могу вымолвить ни слова, когда чувствую твою руку на шее.
мои ноги подгибаются. я, кажется, начинаю сходить с ума, я уже чувствую недостаток кислорода, за секунду до того, как моя голова с силой ударяется о стену. в ней шумит, и, нет, ты знаешь, это совсем не от удара. в глазах темнеет, а ты горящим пламенем сквозь эту тьму проникаешь и жалишь, не можешь никак успокоиться, не можешь никак отпустить. я хриплю и кашляю, я силюсь вдохнуть воздух в лёгкие, но ты не даёшь мне ни малейшего шанса.
сначала мне кажется, будто ты сворачиваешь мне шею, ломаешь позвонки, пересчитывая при этом каждый, пускаешь по ним разряды. мне кажется. я просто не сразу ощущаю на своих твои губы, так резко в них врезающиеся. подчиняющие. не оставляющие альтернативы. я просто не чувствую сразу, как ты пытаешься выжечь на мне своё огненное клеймо, превращая в прах остатки меня прежней.
и, нет, это не похоже на обычный поцелуй. на столь часто упоминаемый удар молнии не похоже тоже. ты будто и правда бьёшь меня, вот так вот, по-своему. с размаху, по лицу, по губам, а моё тело послушно выгибается так, словно получило давно желаемое. по нему проходится дрожь, с головы до ног, а потом ещё что-то томительное, отключающее мысли и все прочие ощущения. не просящее, нет, требующее податься вперёд и ответить.
осознание приходит позже несколькими секундами. я пытаюсь отшатнуться, дёргаюсь назад и со всей силы ударяюсь головой о стену, прикусывая себе губу ненароком. мне больно, но на это я уже не обращаю внимания. это уже вторично.
даже то, что ты/он неразделимы в моей голове становится на пару мгновений не столь важным. мои глаза расширяются, рот удивлённо приоткрывается, а с губ слетает глупое, но вполне закономерное: -что ты делаешь?
и мне, почему-то становится куда страшнее, чем раньше. мне казалось, такое невозможно. мне казалось, я в этом страхе заблудилась, познала все грани до одной, а в результате - только вошла в зеркальный лабиринт, в котором везде ты. всюду. и я вжимаюсь в стену, пытаясь в ней раствориться, зажмуриваюсь, надеясь тебя не видеть, вот только мне уже ничто не поможет. ты уже написал сценарий моей смерти, а я послушной марионеткой в руках кукловода его выполняю. дёрганья на верёвочках так часто называют танцем.
я не смотрю тебе в глаза, потому что был один из моих мысленных для себя запретов. нельзя смотреть в глаза чужих трибутов. нельзя пытаться разглядеть в идущих на смерть детях личность.
я не смотрю тебе в глаза, потому что хищников это провоцирует. я боюсь твоих действий. я боюсь даже твоего бездействия. я боюсь твоих мыслей - и тебя, так близко от меня остановившегося. боюсь.
я не смотрю тебе в глаза, потому что не хочу утонуть в той дикой ненависти, которая в них плещется, переливается через край - и выливается на меня волнами, меня и тебя с головой укутывая, накрывая.
я не смотрю тебе в глаза, потому что боюсь увидеть в них тебя_первого. не теперешнего, где вы неразделимы. не того, кто позволяет мне дышать, пусть через силу. другого, который лишь сжал бы ладонь, одним движением перекрыл бы мою жизнь как выключают на кухне горячую воду.
я отворачиваюсь как можно дальше в сторону, стараясь не чувствовать твоих губ, не видеть твоего лица.
я слишком не к месту вспоминаю о длине своего платья, о подобравшейся к одиннадцати короткой стрелке часов и о том, что нахожусь на чужом этаже. там, где мне быть не следует.
-пусти. всё равно сейчас кто-нибудь войдёт и.. - и подумает совсем не о том, что происходит на самом деле, а может - наоборот поймёт всё лучше меня. я ощущаю, как заливает мои щёки краской, я всё так же старательно отвожу в сторону взгляд.
я тебя не вижу. я чувствую твою руку на своей шее - и мне страшно. одно движение, я знаю, тебе хватит силы. одно движение, я знаю, ты так уже делал. мои ногти бессильно впиваются в ладони.
я словно в трансе. я боюсь ощущать. боюсь чувствовать.
меня твои руки бросают в бесконечную бездну, а я всё пытаюсь, за тебя же удерживаясь, балансировать на краю.
-алекта постаралась на славу в те игры, когда я победила.
зачем я с тобой говорю? мне стоило бы тебя не провоцировать. вот только, ты знаешь, так легко говорить смело, когда я зажмуриваюсь и не вижу тебя, твоих волос, твоих глаз. облизываю пересохшие губы, которых ты только что касался. мне не по себе от этой мысли.
зачем я с тобой говорю? мне стоило бы держаться подальше. мне стоило бы молчать. на тебе будто гигантская табличка с пометкой "warning", ты - огороженная зона, подойдёшь слишком близко - рванёт. каждое мгновение вблизи опасно, каждое движение сейчас - смертельно. я надеюсь слепо, что стена откроется, впустит меня, но она безмолвна.
мёртвые стены из стекла и бетона спят. мёртвые стены из стекла и бетона не говорят со мною. они забыли, как говорить, как думать, они никогда не были живыми. они бы сказали: "девочка, ты так ничего и не поняла." они бы сказали: "девочка, ты совсем никому не нужна."
умирай, девочка, а мы посмотрим.
вот только я уже умирала сотни раз. вот только я уже к этому привыкла.
первый, второй, третий - это страшно и больно.
четвёртый, пятый, шестой - накрывает с головой.
десятый, двадцатый, тридцатый - притупляется, становится привычным.
пятидесятый, семидесятый, девяностый - вводит в отчаяние, сводит отточенными движениями с ума.
сотый - подталкивает к последней черте, за которой только огненная преисподняя.
хочешь стать для меня сто первым?
-за что? - ты знаешь, мне ведь тоже не так легко. ты чувствовал когда-нибудь горечь чужой смерти? она растекается по рукам как вода, окутывает полностью. проникает под кожу, стремясь убить. так же, как ты сейчас. я всё жду, когда ты свернёшь мне шею, но ты медлишь. хищник хочет поиграть с добычей, насладиться её предсмертными стонами, посмеяться над безнадёжными попытками убежать.
вот только я не стану пытаться. я должна тебе. я тебя убивала.
и я понимаю причины, но хочу от тебя их услышать, чтобы окончательно расставить все точки. хочу разделить окончательно реальность и домыслы.
только вот ты, кажется, не хочешь.
-ты думаешь, тебе станет легче?
не станет. поверь мне, не станет. я никогда не ненавидела, никому не мстила, но, ты знаешь, я видела множество пустых от мести людей. она съедает. она не оставляет ни капли. она иссушает полностью, пустынным солнцем выпивает всю влагу, а затем выбрасывает обёртку, словно паук остатки своей добычи.
мне кажется, ты тоже понимаешь, что легче не станет. мне кажется, ты сам не знаешь, зачем подбираешься ко мне всё ближе. ты уже проиграл мне однажды, хищник, ты знаешь, самое главное - чтобы тебя ждали. чтобы в тебя верили. вера - она как канат, который тянет обратно, в мир.
в мир, но, увы, не в жизнь. во мне жизни теперь как в той самой пустой оболочке, но я всё равно пытаюсь барахтаться как смогу.
я сдамся без боя, ты только не вздумай правила поменять.
я ведь и правда стою, почти не двигаюсь, пока не слышу чьи-то шаги в коридоре. пока краска не заливает до корней волос, когда я домысливаю то, что увидит тот безымянный человек, идущий сюда. хватаю ртом воздух, пытаюсь вывернуться, ногтями вцепляюсь в твою руку, судорожно пытаясь её отбросить. у меня дежа вю возникает, когда я цепляюсь пальцами за твою одежду, пытаясь оттолкнуть. когда из последних сил пытаюсь коленом ударить - в пах, в живот - хоть куда-нибудь. меня заботливо накрывают волны моего прошлого, подсовывая реалистичные картинки, одна страшнее другой. вот только у тебя нет ножей на поясе. вот только ты всё никак не сожмёшь руку окончательно. вот только я всё никак не задохнусь.
отцепляю от тебя свои руки, неловко поправляю, натягиваю как можно ниже платье, подол которого от моих телодвижений неожиданно выше, чем нужно оказался. я не смотрю в твои глаза. не смотрю. ты не сможешь заставить. я даже не заметила тот момент, когда шаги исчезли, кто-то мимо комнаты прошёл даже не остановившись. я в буре, меня разбивает на щепки. девятый вал поднимается надо мной смертельным ударом, но я всё равно не вижу спасительного корабля.
позволь мне выплыть. я чувствую твои руки на шее.
ты только не утопи.
мне остаётся только верить, что та, приготовленная тобой ловушка, была немножко другой.